Любовь. Протоиерей Андрей Ткачев.

Наш с вами разговор о любви сродни разговору о больших деньгах между людьми, у которых больше 2–3 тысяч (в нынешнем понимании) в кармане никогда не было. Или разговору о фундаментальной науке между людьми, с трудом окончившими среднюю школу. Это потому, что любви у нас, по большому счету, нет. Слово есть, иллюзии о содержании этого слова есть, а самой любви нет.

Однако есть разница. Быть богатым или ученым никто из нас не обязан. Нет таких обязательств. Зато любить должны все. Следовательно, разговор неизбежен. И в эту непостоянную стихию мы должны окунуться.

В разговоре о любви легче всего сползти сразу в сентиментальность и все перепутать. Следует избежать этой ошибки.

Любовь и знание

Начнем, пожалуй, с того, как любовь связана со знанием. Казалось бы, совершенно разные сферы. В любви действует сердце, в знании – голова. Но это банальная ошибка. Сердце действует и там, и там. Голова, кстати, тоже.

Вы, наверное, согласитесь, что люди хорошо знают то, что любят. Например, в науке, в ремесле или искусстве. Нелюбимый предмет вызубривают, чтобы забыть сразу после экзамена. Любимый знают сердцем и хотят знать еще больше. С ним живут. В него погружаются. Для любящего любимое – бездонно. Для нелюбящего оно либо заумно, либо поверхностно. Но и там, и там – скучно. Где-то здесь, возможно, зарыт секрет различия между мастером и ремесленником.

Мы еще не говорили ничего о любви к человеку и Богу, но уже можем сказать, что если вы ничего не полюбите (если любить не научитесь), то обречены ничего не узнать по-настоящему. Вы обречены на невежество.

Что касается людей и Бога, то именно любовь открывает нам их неповторимость. Для всех окружающих любимый вами человек обычен, зауряден. Для вас он уникален. Митрополит Антоний (Блум) использовал для пояснения этого факта образ витража. Без солнечных лучей он – просто темное окно. Но стоит солнцу ударить в стекла, витраж оживет и заиграет осмысленными красками. Так же оживает образ любимого для любящего.

Для глухого к звукам небес человека настоящая музыка несносна. Бах и Моцарт для такого «глухаря» – это какофония. Такие «глухие» музыкой называют невыносимый шум, замешанный на похоти, праздности и безумии. Они и дергаются под эти звуки, как одержимые какой-то болезнью. А для чуткого человека подлинная музыка – это невербальное доказательство наличия иного мира. Помните, Воннегут говорил, что лучшим доказательством бытия Божия для него является музыка? Так и Господь для холодных сердец – это лишь абстрактная теория или чужой вымысел. Намеренный или случайный. Для верующего же Он – всё и даже больше, чем всё.

Итак, связь знания и любви, вопреки массовому предрассудку, естественна и незыблема.

Идем далее.

Жертвенность

Без усилия и труда любить невозможно; усилия и труд должны быть в том числе внутренними и мысленными

В любовь можно внести некую измерительную шкалу. Это, конечно, не шкала температур или объемов (температуры крови, скажем, или объемов денег). Это шкала жертвенности. Любовь измеряется жертвой. Ее наличием, во-первых, и ее степенью, чистотой и интенсивностью, во-вторых.

Нельзя любить, ничего не жертвуя, а только потребляя и требуя. Причем не обязательно под жертвой понимать пролитую кровь или отданную почку. Можно и нужно начинать с меньшего. Всегда нужно начинать с малого. Например, с потраченного времени. Или со сдержанного слова. «Люблю тебя, но не останусь с тобой, а убегу, скажем, на футбол или дискотеку» – это, мягко говоря, странно. Значит, дискотеку любишь больше. Сказать, что придешь в пять, и прийти в восемь – это и означает не любить. Ты не жертвуешь даже малого. Можешь ли пожертвовать всем?

Жертва требует усилия мысли. Любимых нужно помнить. «С любимыми не расставайтесь. Всем сердцем прорастайте в них». И не нужно думать, что, единожды влюбившись, теперь «само собой» вы будете всю жизнь любить. Без некоторого усилия и труда это невозможно. Усилия и труд должны быть в том числе внутренними и мысленными. Это сближает любящего с монахом, который всю жизнь усиливается полюбить до конца единожды узнанного Бога.

Конечно, есть в теме жертвы и место для денег. Как без них? Любишь людей? Жертвуй частью заработанного тем, кто обеспечить себя не в силах. Любишь Бога – помоги украсить храм к празднику. Здесь будет уместно вспомнить евангельскую вдову с двумя лептами и иные места Писания.

Обличия любви

Любовь умеет запрещать. Часто любит именно тот, кто запрещает, а не тот, кто все разрешает

Любовь иногда вовсе лишена того флера нежности и парфюмного запаха, в которые ее одевает парящий и мечтательный ум. Настоящая любовь бывает часто не узнана именно из-за того, что ее подлинный вид не совпадает с романтической мечтой.

Хирург… Он серьезен. Даже строг. Его руки в крови, а на лбу капли пота. Но дело его – любовь. Это знают родственники больного, которым хирург возвращает любимых исцеленными.

Ремонт теплотрассы… чтобы в вашем доме было тепло, кто-то на морозе ремонтирует трубу, терпит холод и усталость. И это тоже любовь.

А когда пожарник лезет в огонь, спасая человека, он разве думает о зарплате за труд? Нет. Здесь тоже есть место долгу, мужеству, жертвенности, любви, в конечном итоге. И так везде. Вся жизнь, пока она продолжается, расцвечена любовью, но не романтической непременно, а скорее скромной и неузнанной.

Любовь, кстати, требовательна. Она вовсе не все разрешает. Наоборот, любовь умеет запрещать. Часто любит именно тот, кто запрещает, а не тот, кто все разрешает. Вот почему так сложно любить Бога и воспринимать Его любовь. Это никак не связано со вседозволенностью, и часто ослабевший грешник говорит Богу: «Люби меня меньше. Я устал от Твоей требовательности».

Благодать и умение видеть

Любовь прозорлива. Желание научиться любить требует стремления к некоей прозорливости, то есть к умению видеть глубже и дальше обычного взора, одухотворенным умом снимать покровы.

Людей любить надо. Это святая банальность. Но любить их просто невозможно, если не видеть в них нечто большее, чем видит обычный глаз.

Что такое обычный человек?

Вот человек под микроскопом медицины. Или человек в вихре суеты. Человек на фоне тотальной смерти. Что в нем любви достойно? За что или как любить это суетливое, эгоистичное, сложно устроенное страдающее существо, по которому могила плачет? Если видеть только кишки, волосы, кости и кровеносные сосуды, то о любви говорить не придется. Она попросту невозможна. Нужно хоть немного смотреть на человека глазами Бога, видеть сокрытое в человеке вечное достоинство. Нужно прозревать искру под пеплом, и тогда любовь появится.

Для этого нужна благодать. Вот почему человеколюбивый материализм всегда начнет с милосердия, а кончит концлагерем. Начнет с того, чтобы всех накормить, а закончит тем, что сгноит голодом тысячи несогласных. Сил на постоянную любовь, на любовь ко всем у него не будет, а начавшееся с филантропии мировоззрение кончит не то что мизантропией, а даже антропофагией.

Развитие

Любовь предполагает рост. Задержавшаяся в развитии, она, любовь, умирает, не умея отвечать на новые вызовы.

  • 20 лет… Мы влюбились.
  • 30 лет… Все еще вместе.
  • 45 лет… Преодолели многое, но не разбежались.
  • 65 лет… Страсти сменились нежностью. Жар уступил место теплу.

Разве может любовь всегда быть одинаковой? И можно ли требовать в 50 лет от человека, чтобы он (она) любил(а) точно так же, как 30 лет назад? Не безумие ли это? Между тем именно это безумие звучит в виде претензий, и именно этого безумия требуют друг от друга обиженные «половинки».

Если любовь не будет расти вместе с человеком и меняться вместе с ним, она исчезнет по дороге, как уже исчезла у миллионов тех, кто влюбился и женился, а потом развелся.

Итак, краткий итог. Какие атрибуты были названы, и какими терминами мы воспользовались?

Итого

Нет у нас любви, но кое-что мы знаем о ней, и можем об этом поведать.

  1. Связь любви и знания.
  2. Жертва. Непременная жертва в разных видах.
  3. Неузнанный внешний вид и неожиданное поведение настоящей любви.
  4. Прозорливость любящего и необходимость благодати.
  5. Наконец, необходимость внутреннего роста. Динамика любящей души.

Получается довольно сложная и даже обременяющая совесть и сознание картина.

Ведь мы-то подсознательно думали, что там будет куча удовольствий и избыток в крови всяких адреналинов и эндорфинов. Мы думали, что будем утопать в полевых цветах, сплетшись в объятиях, или петь под балконом серенады. А нам предъявили какую-то аскетическую программу по превращению говорящей обезьяны в подлинного святого.

И естественным образом человек, глянув в глубину этой прозрачной бездны, вдруг испугается ответственности, вдруг захочет сбросить с себя всю эту духовную поклажу. Он захочет «просто» зарезвиться и закружиться в танце, обжечься поцелуем и потерять голову. Так и происходит. С миллионами. Даже на старости лет. Так происходит с целыми цивилизациями. Это и хиппи с их «Make love, not war». Это и теории беспорядочных связей, т.н. «стакана воды». И многое другое. Только ничего у людей не бывает «просто». Человек – это по определению «сложно». И потом опять приходит крах. И остаются вопросы: «Любви больше нет. А без нее нельзя жить. И что теперь делать?» Вопросы эти звучат на пепелище, как горькие вздохи Иова.

Без любви действительно нельзя жить. Только ее самой, а значит, и жизни вообще, не будет без труда. Причем труда осмысленного, труда по правилам и с назначенной целью.

Подчеркну, что я намеренно ничего подробно не говорил о таких неразрывно с любовью связанных явлениях и событиях, как Крестная Жертва Христа, Евхаристия и молитва.

Христос сошел с Небес от любви к человеку. И на Крест взошел от любви к нам. Церковь, совершающая Литургию, любит своего Господа. Выражением любви к Богу является и всякая молитва верующего человека. Только говорить об этом великом нужно не ранее, чем будут сказаны слова о том малом, о чем едва-едва было сказано выше. Большое без малого не стоит.

Если же мы часто говорим о Божественной любви, только о ней, сразу о ней и ни о чем больше, то нам придется удивиться. Мы увидим, что нас либо не слушают, либо слушают, но не понимают. И даже если понимают, то ничем на практике это понимание не доказывают. Так и есть. Это оттого, что мы сразу полезли в горы, пренебрегши множеством важных открытий, совершаемых здесь, на земле. Мы решились сразу собрать урожай винограда, не умея ухаживать за лозой – окапывать, обрезать и прочее. А ведь даже само слово «любовь» не должно звучать слишком часто. От частого употребления в нашем колючем мире это слово обесценивается и начинает раздражать. Так раздражает жаждущих людей слово «вода», когда самой воды нет. И нам стоит смиренно поработать над тем, чтобы практически понять слова Иоанна Богослова: «Братья, будем любить не словом и языком, но делом и истиною».

Протоиерей Андрей Ткачев

Протоиерей Андрей Ткачев Любовь Добродетель

Количество просмотров : 1695