Эпоха Константина: Почему Церковь не отказалась дружить с государством?

Меня зовут Александр Леонидович Дворкин, я профессор Православного Свято-Тихоновского университета, докторская степень у меня из Фортхемского университета в Нью-Йорке по средневековой истории. И сейчас будет вторая часть моей беседы. Она будет посвящена императору Константину равноапостольному.

Но до того, как говорить про императора Константина, нужно рассказать про новый кризис Римской империи и про реформы императора Диоклетиана. То есть тот кризис, о котором я говорил в самом конце первой лекции, с бесконечными переворотами, прорывами границ. И в общем ухудшение, сокращение территории империи, ухудшение положения населения, соответственно, рост налогов, беспорядки и прочее. Он продолжался до конца 3 века, и император Диоклетиан, который пришёл к власти в 284 году, и правил он по 305 год, он был одним из выдающихся правителей Римской империи, который массово империю реформировал. Он реформировал и армию, и экономику, и реформировал управление империей. И вот эта его реформа по управлению империей, она оказалась наиболее исторически длительной, потому что в конечном итоге результаты её сказываются до сегодняшнего дня. Диоклетиан поделил империю. Он понял, что в эти кризисные времена управлять имерией из центра в Риме практически невозможно: границы слишком далеко, центр принятия решений в Риме, то есть покуда получаешь известия о каких-то резких переменах, покуда получишь известия, пошлёшь гонца назад, там уже ситуация может коренным образом измениться.

Он империю поделил на две части, примерно так вот, пополам. Если мы посмотрим на Средиземное море, мы увидим, что это два моря: западное и восточное, как раз тут вот Карфаген, Сицилия, тут узкий проход, а дальше два таких водных резервуара. Вот он почти примерно так и разделил. С одной стороны всё, что западнее Италии, с другой стороны, Греция и всё восточнее Греции. Более того, его реформы продолжались и дальше. Он поделил даже не на две, а на четыре части, во главе каждой из частей поставил августа. Август западный и август восточный. Сам он стал восточным августом, переехал из Рима на восток. Под августом был кесарь. Каждый из двух августов избирал кесаря из своих подчинённых, избирал самого талантливого и способного человека. Кесарь был как бы вице-августом. Он был главным человеком после него. Каждая из этих двух частей тоже делалась на две части. В одной правил август, в другой кесарь. Кесарь был почти абсолютно самостоятелен в принятии решений, только по самым важным вопросам он должен был советоваться с августом. А так, естественно, на местах он все решения принимал самостоятельно. Восточный август был старшим августом, в принципе, это было более почётное звание, потому что западный август решения также принимал совершенно самостоятельно. Более того, Диоклетиан считал, что наследие империи – слишком важная вещь, которая не должна быть пущена на волю случая, то есть это наследство передавать сыну, а сын будет не такой, поэтому каждый август должен, по мере того, как он чувствует, что стареет и больше не может полноценно управлять империей, он должен уходить в отставку и передавать власть более молодому кесарю. Кесарь, в свою очередь, он делается августом и выбирает себе нового кесаря.

Сам Диоклетиан переехал на восток, потому что весь центр империи был на востоке, основная промышленность была на востоке, большая часть населения проживала на востоке, самые богатые провинции опять же были на востоке, ну, и восток требовал всё большего внимания опять же из-за персидского соседства и проблем, которые оно, это соседство, вызывало. Соответственно, был Диоклетиан с его кесарем Галерием, а на западе был Максимилиан, и кесарь его был Констанций. Максимилиан правил в Риме, Италии, и Африка была его территорией, имеется в виду нынешний Тунис, там, где Карфаген. Римская провинция Африка, то есть сам континент ещё никак не назывался, Африкой был Тунис и часть Алжира. А Констанций, у него Британия, Галлия и Испания, вот эта вот как раз территория. Констанций Хлор, сын его как раз Константин, будущий равноапостольный.

Система, которую изобрёл Диоклетиан, она, конечно, остроумная, очень практичная, очень работающая, но только что она, конечно, не учитывала человеческих слабостей, потому что пока Диоклетиан с его несравненным авторитетом возглавлял всё это, то всё работало.

Диоклетиан в полном соответствии со своими принципами в 305 году ушёл в отставку, поселился в Далмации, если кто был в Хорватии, город Сплит. Громадный дворец Диоклетиана занимает несколько кварталов города, и там занялся садоводством, огородничеством, полностью ушёл от всех дел. Когда его призывали в момент передачи правления, он сказал: “Мне это не интересно, моя капуста мне гораздо интереснее, чем все ваши римские вещи”.

После Диоклетиана всё это обрушилось, потому что во-первых, у августов были дети, и августы думали: “С какой стати я буду передавать власть кесарю, когда у меня сынок подрастает”. С другой стороны, некоторые кесари не хотели дожидаться, покуда август уйдёт в отставку или вообще умрёт своей смертью, у кесарей тоже были дети. Вскоре это всё перешло в войну всех против всех. Как раз к концу правления Диоклетиана его кесарь Галерий объявил новое страшное гонение на христиан, которое было вновь тотальным, вновь государство взяло на себя инициативу. И это было, возможно, самое жестокое гонение из всех, которое было, но нужно сказать, в основном оно было на востоке. Восток не только был самый богатый, самый промышленный и самый населённый, но на востоке было процентное соотношение христиан гораздо выше, чем на западе. В целом в империи на тот момент христиан было не более 10%. Но это значит, что на востоке их местами было где-то около 25%, на западе 1-2% в каких-то местностях кроме крупных городов. На западе, при том, что христиан на западе было меньше, гонение их почти что не касалось. Если мы говорим о Констанции, то его жена Елена была христианкой. Правда, Диоклетиан, когда назначил его кесарем западной части, он заставил его развестись со своей женой, потому что она была простолюдинкой, низкого рода, кесарю было не положено иметь такую жену. Констанций послушно развёлся, женился второй раз, но о своей жене Елене у него сохранились самые добрые воспоминания. Его дочь была тоже христианкой, что мы знаем по её имени, её звали Анастасией (воскресение), это христианское имя, и его сын Константин. Сам Констанций, как и его сын Константин, они принадлежали к культу солнечного монотеизма, который переродился из восточного культа митры, то есть культа непобедимого солнца. Но к христианству они относились с большой симпатией, что гарантировало, что гонений в тех областях, где правил Констанций, не было. Констанций для отписки закрыл несколько храмов и договорился, поскольку требовалось изымать все богослужебные священные книги и богослужебные сосуды, он договорился с несколькими епископами, которые отдали ему что-то ненужное. В одном случае отдали несколько медицинских книжек, в одном случае несколько еретических книжек, которые завалялись в храмовой библиотеке. Были написаны отписки, и на этом всё, никто казнён не был.

На других западных территориях было буквально несколько казней, в основном тоже гонение прошло стороной. На востоке оно зверствовало. Диоклетиан скоро ушёл в отставку. Это одна из исторических несправедливостей, что гонение называется гонением Диоклетиана, хотя, конечно, его основным проводником, инициатором был фанатик Галерий. Наверное, постольку, поскольку Диоклетиан был главным августом, он тоже должен нести долю ответственности. Во всяком случае, он позволил Галерию себя убедить.

После того, как Диоклетиан ушёл в отставку, Галерий стал августом, его кесарем стал такой же фанатик Максимин Дая. Гонения продолжились до самой смерти Галерия в 311 году. Он умирал в страшных мучениях, кричал от боли, даже не терял сознания, его страшные боли мучили. Тридцатого апреля, перед своей смертью, он издал эдикт, что он пытался христиан отказаться от своего вредного суеверия, но, поскольку они не хотят, то он дарует им веротерпимость с тем, что они будут за него молиться. Он издал этот эдикт, но подписать его не успел и скончался. И Максимин Дая продолжил гонение, став августом. Но к этому времени ситуация стала меняться благодаря тому, что началось восстание против Максимина Даи, которое возглавил Лициний. На западе разгорелась гражданская война между сыном Констанция Константином, которого провозгласили августом его легионы, а в Риме закрепился такой же узурпатор Максентий. Это была война между двумя узурпаторами.

И вот Константин с достаточно небольшим войском пошёл на Рим. Конечно, это был такой рисованный ход. Войско у него было очень маленькое, стены Рима были в отличном состоянии, и гарнизон Рима под командованием Максентия был значительно больше, чем осаждающая армия. По правилам военной науки, осаждающая армия для успешного штурма и осады должна быть в три раза больше гарнизона. А она была меньше гарнизона. Фактически это означало, что шансы были чрезвычайно малы. Перед самим штурмом, это битва у Мульвийского моста, у Константина было видение: крест, перекрывающий солнце, со словами “hog vinces”, то есть “сим победише”, по-гречески «ἐν τούτῳ νίκα», которое Константин распорядился либо на щитах своей армии разместить, нарисовать знак креста, либо разместить его на штандартах, лабарум, то есть там, где римские орлы, также и монограмму Христа прикрепить, две буквы “Хи” и “Ро”, то есть начало слова «Христос». Согласно свидетельству другого историка, это видение было у него годом раньше, перед битвой с франками, которые вторглись в Галлию. Не суть важно, когда было это видение, главное, что император, который не был ещё христианином, то есть претендент, не император, претендент на императорский престол, который не был христианином, во главе армии, которая по большей части тоже была не христианской, шёл в бой с христианскими символами. Максентий, который тоже сидел в Риме, тоже обратился за помощью к сверхъестественным силам. Его авгуры принесли жертву и удостоверили его в его абсолютной безоговорочной победе, прочитав это по внутренностям жертвенных животных. И дальше Максентий, поверив в эти предсказания авгуров, совершил с военной точки зрения невероятную глупость. Ему делать ничего не нужно было, ему нужно было сидеть за своими стенами, потому что во время осадной войны самая большая часть потерь не за счёт военных действий, а за счёт антисанитарии, эпидемий и всего прочего. То есть армия располагается лагерем, отхожие места там же, еда неадекватная, начинаются инфекции, болезни, от этого больше всего народа страдает. Поэтому время работает против осаждающей армии. Провизии в Риме было достаточно. Если он хотел сделать вылазку, он, конечно, мог это сделать, но он вывел всё своё войско, между ним и неприятелем была река Тибр. Опять же, с точки зрения военной науки, стой себе перед рекой, и пусть неприятель форсирует реку, находится в наиболее слабом положении, а ты расстреливай его из луков, из катапульт, из чего хочешь. И пока они форсируют реку, даже пусть им удастся её форсировать, они потеряют половину своего численного состава, и на этом битва заканчивается. Максентий в полной уверенности своей победы перешёл реку и стал спиной к реке, что позволило его окружить с трёх сторон, и даже разрушил за собой мост в полной уверенности, что он не понадобится. Это та самая битва при Мульвийском мосте, когда армия Константина разгромила отряды Максентия и торжествующе вошла в Рим. Вскоре после этого Константин и Лициний в 313 году издают Миланский эдикт. Эпоха меняется, эпоха гонений закончилась, начинается эпоха христианской цивилизации, начинается всё другое.

Теперь то, о чём мы с вами должны будем поговорить, это оценка того, что произошло, что дал Миланский эдикт. Потому что чаще всего, если вы с кем-то будете говорить, вам скажут, что Константин сделал, провозгласил христианство государственной религией Римской империи. Это неправда. Миланский эдикт – это эдикт о веротерпимости. То есть христианству, церкви были дарованы гражданские права. Если переводить в современные реалии, церковь получила регистрацию. Она получила право легально существовать, иметь собственность, заниматься любой деятельностью, и её служители были освобождены от налогов точно так же, как были освобождены от налогов служители различных языческих культов. Получила право получать средства по завещаниям, принимать дарения, и т.д. Полностью была легализована и была приравнена к правам других существующих религий. Христианство было провозглашено государственной религией Римской империи более чем полутора веками спустя при императоре Юстиниане. То есть Миланский эдикт, я повторяю, – это эдикт о веротерпимости.

Нам говорят о том, что Константин был циничным политиком, который просто почувствовал, что за христианством будущее, поставил на него и не проиграл. Я думаю, что это заявление тоже никак не соответствует действительности, потому что мы с вами только что сказали, что христианство составляло не более 10% от населения империи. Константин поначалу стал западным августом, на востоке был его коллега Лициний, или Ликиний, это одно и то же. Константин лишь значительно позже стал императором всей империи. На западе, если в целом по империи христиан было не более 10%, на западе, как я сказал, было не больше 5% точно. Никакой дальновидный политик не станет связывать свою судьбу с таким незначительным меньшинством, которое почти полностью не представлено в кругах власти. Это как раз не дальновидный политик, а кто-то ещё. Несомненно, что предпочтение христианства Константином было связано с его внутренними убеждениями. Также, безусловно, что император Константин в 313 году ещё не был христианином. Лишь постепенно, в течение всей его жизни, вот этот солнечный бог, в которого он верил, замещался в его сознании Христом. Можно сказать, что вся его жизнь была путём к христианству. И, может быть, одним из главных примеров искренности императора Константина было то, что он, уже сознательно исповедуя себя христианином, он отказывался принимать крещение. Он не крестился всю свою жизнь именно потому, что не понимал, каким образом император может быть христианином. Император, который должен подписывать смертные приговоры, который должен объявлять войну, который авторизует судебные процедуры, которые были – применение пыток и т.д. То есть всё это тогда работало, всё однозначно изменить невозможно. То есть была определённая роль императора, многие законы были очень жестокими, мы сейчас поговорим о законах тоже. Например, за восстание в городе полагалась децимация, каждого десятого казнить. Это был закон. Он понимал, что христианин так поступать не может. То есть мечтая о крещении, он поступал очень часто, как должен поступать император, когда он обнаружил заговор, в котором участвовали его жена и сын, они были казнены, как положено по закону. Он понимал, что христианин так делать не может, но как это совместить? Он был крещён лишь на смертном одре и скончался, будучи оглашенным, в белой рубахе оглашенного. Предъявлять ему требования, которые предъявляем нам, мы не можем, потому что это была другая эпоха, это был другой человек, он был воспитан совершенно другим.

Это то, о чём мне больше всего хотелось поговорить, потому что следующая претензия уже предъявляется не Константину, а к церкви, что церковь до Константина была одна, чистая, светлая, святая, после Константина она приняла его благодеяния и стала обмирщённой, она стала частью государства, стала сращиваться с государством, и, в общем, церковь стала другая, и всё изменилось. Всё христианство стало другое. Поэтому всё новые и новые информаторы говорят, что надо нам вернуться к той доконстантиновской церкви. Говорят, что первородный грех церкви – это принятие благодеяний Константина, потому что благодеяния действительно были. И, хотя по закону церковь получила равные права со всеми языческими культами, на деле получалось так, что все знали, что император особо благоволит церкви, и поэтому многие люди принимали христианство не по зову сердца, а потому, что это было выгодно или потому, что казалось правильным, и т.д. Хотя это очень сложный вопрос, потому что как историк я могу рассказать очень много историй, когда люди принимали христианство по самым оппуртонистическим соображениям, а потом делались мучениками. И также были многие, которые обращались по зову сердца, а потом по зову сердца и отрекались. Трудно заглянуть в сердце человека и понять, что там происходит и какие причины. Но главное даже не в этом, а в том, насколько, действительно, церковь могла соглашаться на те особо благоприятные условия, которые ей предоставила империя. В конечном итоге это тот вопрос, с которым церковь сталкивается, наверное, почти что каждое поколение. Он возникал и в ранней церкви постоянно. Что такое церковь? Церковь – это небольшой кружок сильных, светлых, святых людей, или церковь – это больница, лечебница для больных людей с проблемами, с болезнями. Как заходишь в больницу, там и запахи неприятные, и всевозможные вирусы, и кровь, и гной, и испражнения, и всё что угодно. Но это больница, люди приходят в больницу и приносят все свои болезни, на то она и больница, чтобы там как-то оздоровиться. Или нужно создать больницу только для здоровых? Чтобы человек только получал там справку, что он ничем не болеет, и тогда его пускать в больницу? Зачем тогда такая больница нужна? И, понятно, вопрос, что делать церкви: превратиться ей в маленькую секту, которая друг друга обожествила и никого к себе не пускает, или быть открытой для всего со всеми теми проблемами, потому что за всё, конечно, нужно платить. И у всего есть своя цена.

И вот тут есть такая вещь… Я начал с того, что римское государство было правовым государством. Но какие были эти законы? Я сейчас приведу только несколько примеров тех законов, которые были, чтобы было понятно, насколько для нас многие вещи совершенно неприемлемы. Во-первых, половина населения была законами её покрыта. Это были рабы. Точнее, они были покрыты законами о собственности. Рабы были в собственности. Хозяин был абсолютным хозяином рабов он мог с ними делать всё, что угодно. Он мог его искалечить, мог его казнить. На самом деле, опять же, если мы смотрим по фильмам, где хозяева казнят раба направо и налево, всё-таки так часто не было, потому что раб денег стоит. Не знаю, компьютер в моей собственности, я могу разозлиться на компьютер и выбросить его в окно, меня за это никто судить не будет, но тогда придётся новый покупать. Нет смысла. Раба тоже убивать нет смысла. Но раб – говорящее орудие, если убью, тоже ничего не будет. Убивали не так часто, но отдать рабыню в публичный дом, чтобы она зарабатывала деньги хозяину – это нормально. А если эта рабыня считает, что у неё есть какой-то муж, это её проблемы. Потому что это в равной степени, как у собаки может быть муж. Понятно, она собака, щенята родились, их продают туда-сюда, потому что у них семьи по определению быть не может. Это законы о браке римские. Брак – это контракт двух согласных сторон. Семьи заключают. У женщин тоже особо прав не было. У римских женщин даже имён не было. Вот, скажем, римское имя – Гай Юлий Цезарь, самое известное. Гай – это его собственное имя, Юлий – это фамильное прозвище, Цезарь – это фамилия. Всех его сестёр звали Юлия. Юлия Прима, Юлия Секунда, Юлия Терция, и так далее, сколько у него было сестёр. То есть первая, вторая, третья… Это женские имена.

Понятие супружеской верности… Женитьба по любви – по любви никто не женился. Для любви там другие женщины существуют, гетеры и прочее. А женятся, потому что нужно породниться с каким-то родом, потому что нужно объединить участки, продлить семью, всё, что угодно, много причин. Заключаешь контракт, и понятие супружеской верности… Конечно, если женщина изменяет, э то повод для развода, это прописано в законе, в контракте. Понятие супружеской верности для мужчины не существовало, без вариантов. То, что я говорю сейчас, нам кажется чудовищным, потому что мы выросли в христианском понимании, в христианской цивилизации. Дети тоже не имели никаких прав. Я недавно читал письмо одного римлянина, который, видно, нежно очень к своей жене относится, он где-то в отъезде, пишет: “Дорогая, ты беременна, ты, пожалуйста, себя береги, не перетруждайся, если у нас родится мальчик, ты его оставь до моего приезда, если девочка, ты её сразу, пожалуйста, на улицу выстави, нам сейчас лишняя девочка не нужна”. Это законы о детях. Ребёнок имеет право на жизнь тогда, когда pater families, отец семейства, его принимает в дом. Pater families – это не только мой сын, это дети все, которые рождаются: дети моих рабов, слуг и так далее. Рождается ребёнок, я его либо поднимаю в воздух и произношу формулу, что я тебя принимаю в семью, либо прохожу мимо, и ребёнка выставляют на улицу. Если зима, он быстро умирает, если нет, дольше покричит. Если кто-то хочет подобрать – пожалуйста, не запрещается. Это были законы о детях.

Повторяю, то, что нам это кажется чудовищным, это потому, что мы выросли, хочешь, не хочешь, в христианской цивилизации. Я не говорю про гладиаторские игры, когда людей убивали на потеху, и считалось воспитанием мужества смотреть, как одни люди убивают других. Сразу же после того, как церковь была легализована, началось постепенное изменение законов. Уже император Константин начал изменять законы. Интересно, что получалось какое-то противоречие. Одним из первых он, например, запретил использовать рабынь-христианок для проституции и запретил распродавать членов семей рабов в разные руки. При том, что официально у рабов не было семей. По закону они не могли жениться. Это показывает уже христианское понимание брака, что если рабы в церкви провозглашены мужем и женой, то каким-то образом государство это признаёт, хотя они даже не расписаны в муниципалитете, потому что форма брака – это роспись в муниципалитете. Далее, Константин запрещает клеймить лица преступников, потому что лицо отражает образ божий. Гомосексуалистов он приговаривает к гладиаторским играм, но потом гладиаторские игры тоже отменяют, и тогда вводят сожжения заживо за гомосексуализм, то, чего в римских законах не было. Меняются законы о браке. Супружеская неверность со стороны мужа признаётся также поводом для развода, признаётся, что это такое же нарушение, как и супружеская неверность со стороны жены, что для римлян было совершенно неслыханным. Более того, когда говорят о многих дарах Константина, о том, что церкви предоставлялась собственность, деньги, безусловно. Но церковь была первым во всей истории мира, если мы говорим о церкви как о земном институте, земным институтом, который целенаправленно, постоянно занимался социальной работой, то есть тем, что мы сегодня называется социальной работой, понятно, что тогда она так не называлась. Ещё даже когда у церкви не было возможности иметь собственность, всё равно она кормила неимущих. Когда папа Дамас приобрёл это кладбище, катакомбас, в конце 2 века, для того, чтобы хоронить неимущих. Похороны стоили денег. Это при том, что хоронили не только христиан, а вообще всех неимущих, кому удавалось помочь. Церковь открывала больницы и странноприимные дома, чего не было до этого. То есть были отдельные римские меценаты, которые время от времени какую-то больничку открывали, но он сегодня есть а завтра его нет. Такой институции, которая делала это постоянно, из поколения в поколение, и считала это своим долгом, тоже не было. Средства нужны были для этого. Естественно, были средства, были злоупотребления. Была критика епископов, которые вели роскошный образ жизни. Но все понимали, что это неправильно. Все понимали, что так не должно быть. И основное представление было, что деньги церкви – это сокровищница для бедных. Мы больше знаем из первых веков про римскую церковь, потому что то время наиболее документировано, и в то время, когда Рим был столицей империи, она была самой богатой, до основания Константинополя, когда Константин основал Константинополь, тоже было очень важное решение… Там доходы делились на 4 части: одна часть шла на содержание храмов, одна часть на содержание клириков, одна часть на социальную работу, и четверть шла епископу. Епископская четверть – это был такой резервный фонд. Потому что всегда нужно было иметь свободные средства. Скажем, рабыню-христианку куда-то продают, чтоб можно было её сразу выкупить. Или варвары набег устраивают, похищают каких-то людей, тоже заплатить выкуп. То есть епископская четверть – это был резервный фонд, который всегда необходимо было иметь на какие-то срочные расходы. Это было такое нормальное распределение. И, конечно, помощь государства в осуществлении миссии, то есть того главного поручения Христа: “Идите и крестите все народы, крестите их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа”. Церковь получила новые возможности для осуществления этой миссии. Имела ли церковь право отказаться от этого дара и закрыться в самой себе? Я ещё раз повторяю, чем больше возможностей, тем, безусловно, больше почвы для злоупотребления. За всё, конечно, приходится платить. Но в конечном итоге всегда соотносишь возможность влиять на общество, влиять на законодательство. Да, церковь не была революционным институтом, она не проповедовала немедленную отмену рабства, или эмансипацию женщин, всеобщее равное тайное голосование и прочее. Для этого должно пройти время. Ну, и понятно, что рабство, никто не думал, что его можно отменить, потому что социальное неравенство заложено в обществе, оно всегда было, и мы видим, что когда рабство было отменено, 20 век принёс такие формы рабства, которые никаким Неронам и Калигулам не снились: те же самые концлагеря, убийства, газовые камеры. Поэтому сама по себе отмена рабства ничего не даёт. Но вот эта гуманизация отношения к людям, это, собственно, то, о чём пишет апостол Павел. Он возвращает беглого раба его хозяину, но пишет такое письмо, которое мы все знаем, что тот, очевидно, его отпустит сам. Чтобы каждый оставался в том звании, в котором призван. И в самой церкви нет ни раба, ни свободного, потому что разницы нет, нет ни скифа, ни грека, ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного, потому что все и во всём – Христос, говорит апостол Павел. Действительно, если государственного брака для рабов не было, то в церкви они признавались мужем и женой. Точно так же, как и любой патриций, то есть люди приходили в церковь, провозглашали себя мужем и женой, получали благословение церкви, ещё, конечно, чина венчания ещё не было, и долго ещё не будет, но было церковное благословение, вместе причащались, и это был церковный брак. Таинство брака было с самого начала, если не было чина венчания, это не значит, что не было таинства брака, таинство брака было всегда. И вот эта возможность влиять на общество, изменять общество, эта возможность помогать бедным и обездоленным, эта возможность миссионерства, миссии, которая осуществлялась с помощью государства, я думаю, она была неоценима. Такой принципиальной перемены в доконстантиновской и послеконстантиновской церкви не было. Церковь оставалась та же самая, просто если она не воспользовалась этими возможностями, она не была бы церковью. Если перебросить мост в современный мир, то опять же часто говорят о сращении церкви и государства, и должна ли церковь сотрудничать с государственными органами не проще ли отказаться от всего этого. Но тогда церковь не будет иметь возможности приходить в больницы, чтобы причастить людей, которые, может быть, впервые получают возможность. Церковь не сможет приходить в армию, чтобы изменять атмосферу, а она действительно изменилась за последние годы, дедовщина ушла. У церкви не будет возможности проповедовать в тюрьмах, приходить в учебные заведения. Это та сегрегация, которая имела место в советское время, когда церковь имела право существовать только в четырёх стенах и ничем другим не заниматься. Есть ли смысл возвращаться к ней и оставлять людей без возможности в кризисный момент обратиться к церкви, встретиться со священником и получить помощь и ответы на свои вопросы? Это те самые темы, которые возникают из поколения в поколение и на которые нам нужно отвечать из поколения в поколение. И, опять же, возможность гуманизации, которая происходит при помощи церкви.

Источник https://foma.ru/aleksandr-dvorkin-pochemu-imperator-konstantin-reshil-pokrovitelstvovat-hristianam.html

Гонение на христиан Византия Императоры История Церковь в истории

Количество просмотров : 1097